В Крыму почтили память жертв депортации армян, болгар и греков Печать

Вчера в Крыму прошли траурные мероприятия, приуроченные к 66-й годовщине депортации с полуострова армян, болгар и греков. Об этом Крымскому информационному агентству сообщили в пресс-службе Постоянного Представительства Президента Украины в АРК.


На фото 1926 года крымские армяне у средневекового армянского монастыря Сурб-Хач (XIV) в г.Старый Крым.


Как отметили в пресс-службе, в Симферополе на железнодорожном вокзале, у Памятного камня жертвам депортации, состоялось возложение цветов и венков. В мероприятии приняли участие заместитель Председателя Совета министров АРК Татьяна Умрихина, заместитель постпреда Ибраим Мамутов, глава Постоянной комиссии Верховной Рады Крыма по межнациональным отношениям и проблемам депортированных граждан Ремзи Ильясов, другие официальные лица, представители национальных общин полуострова, общественность.
По информации пресс-службы, после возложения Митрополит Симферопольский и Крымский Лазарь и настоятель Армянской церкви святого Акопа отец Хачатур отслужили панихиду. Участники траурного мероприятия почтили память жертв депортации минутой молчания.

http://kianews.com.ua


Согласно постановлению ГКО СССР от 2 июня 1944 года № 5984 СС, было депортировано из Крыма все армянское, греческое и болгарское население. Согласно этому документу в ходе подготовки к выселению органами НКВД в Крыму было учтено 9919 армян. По переписи в 1939 г. среди коренных жителей полуострова насчитывалось армян — 12 873. Операция по выселению прошла 27 июня 1944 года. Депортации подверглись все армяне независимо от пола, возраста и заслуг перед советской властью — бывшие подпольщики и партизаны, инвалиды войны и ветераны труда, члены ВКП(б) и комсомольцы, семьи красноармейцев, погибших на фронте и продолжающих воевать в действующей армии, старики, женщины, дети.

«В 1944-м мне было семь лет, детская память, она хоть и избирательная, но цепкая. Помню, как мама меня стала тормошить: «Вставай, вставай быстрее, нас высылают!» А я все проснуться не могу, не понимаю: почему, если высылают, то ночью. Уже в вагоне, кажется, окончательно понял, что у нас больше нет дома, что уже не увижу улицу, на которой жил, своих приятелей... Помню деревянные нары в вагоне, заполненные людьми, спать на них укладывались по очереди. Многие вспоминали свое добро, оставшееся дома: дали-то всего пятнадцать минут на сборы, что в руки успел взять — то и унес»

Из воспоминаний Вагаршака Мазлумяна.«Крымский арестант»

На практике никакие предписания в ходе выселения и движения эшелонов в пути не выполнялись. Людям не только не позволяли взять нужные вещи, но и вообще не давали никаких объяснений. Посадка в вагоны шла без какого-либо конкретного плана, поэтому жители одного и того же города или села могли оказаться и на Урале, и в Сибири.

Число депортированных вскоре пополнили более тысячи уволенных из Красной Армии военнослужащих из числа крымских армян.

Некоторые армянские историки полагают, что решение о высылке крымских армян было принято как бы «в дополнение» к высылке других этнических групп и не последнее место в этом сыграли антиармянские предубеждения Сталина и Берии в связи с попытками армянской апостольской церкви возбудить в конце войны вопрос о возвращении Карской области.

 

 

После смерти Сталина все депортированные народы были реабилитированы. Правительства Болгарии и Греции переселили соотечественников к себе, на историческую родину. Крымские татары, получив поддержку Турции и международных организаций начали массово возвращаться в Крым в начале 90-х. В тоже время руководство советской Армении проявило полное бездействие и безразличие к проблемам депортированных соотечественников. Крымские армяне до сих пор остаются в местах своей депортации. В этой ситуации хорошо проявила себя Академия Наук Армении, которая сумела в 1944 году организованно вывезти в Ереван и сохранить старинные армянские рукописные и печатные книги — бесценные реликвии тысячелетней истории крымских армян.


Этноконфессиональные отношения в Крыму
Очерк истории крымских армян: Крымские армяне в условиях российской государственности*

В. Е. Григорьянц, кандидат исторических наук, директор НИЦ крымоведения


* Окончание. Начало см. в № 20 за 2007 г.

Ликвидация Крымского ханства и включение полуострова в состав Российской империи повлекли за собой принципиальные изменения политико-административного и цивилизационного характера. Радикально изменилась, прежде всего, политико-географическая характеристика полуострова: из периферийной вассальной территории Османской империи он превратился в важнейший военно-стратегический форпост России в Северном Причерноморье. С этого времени в рамках программы российской колонизации Крыма здесь развернулась интенсивная социокультурная реконструкция, направленная на вытеснение тюрко-мусульманского типа цивилизации российско-православным. Важнейшей особенностью трансформации этнокультуры крымских армян в этот период стало активное приобщение к новым социокультурным стандартам развития.

В Крымском ханстве армяне, как и прочие немусульманские этнические группы, принадлежали к категории «гяуров» («неверных»), имели пониженный по сравнению с татарами, турками и другими мусульманами правовой статус, подвергались социальной, этнической и религиозной дискриминации. Ситуация принципиально изменилась после присоединения Крыма к России. Теперь, после более чем 300-летнего тюрко-мусульманского господства, крымские армяне вновь оказались под благосклонным политическим протекторатом могущественного христианского государства. Принятие русского подданства открывало возможность в полном объеме пользоваться многими правами и преимуществами. Они могли свободно перемещаться по всей территории империи, приобретать недвижимость и иную собственность, заниматься торгово-промышленной и прочей экономической деятельностью, полноправно участвовать в общественно-политической и социально-культурной жизни. Вне пределов империи они пользовались защитой российских дипломатов.

Не удивительно поэтому, что практически все социальные группы армян воспринимали утверждение в Крыму российской государственности как важнейшее условие безопасного существования. В свою очередь русские власти в лице армянской субэтнической группы, имевшей большой опыт сосуществования с тюрко-мусульманами, получили надежного политического союзника и своеобразного социокультурного агента.

Особая роль крымской армянской этнической группы нашла отражение в целом ряде правовых и социально-экономических привилегий, зафиксированных специальными законодательными актами русского правительства — например, в предоставлении армянским общинам Карасубазара и Старого Крыма исключительного права на создание органов национального самоуправления. Административно-экономическая и судебная деятельность старокрымской городской ратуши и карасубазарского армяно-католического суда отражала интересы наиболее зажиточных слоев армянской общины — купечества, землевладельцев, крупных ремесленников. Одновременно эти органы были исполнителями распоряжений и решений царских властей. Основное содержание их деятельности составляло решение вопросов благоустройства и экономического развития Старого Крыма и Карасубазара, организации торговли, ремесел и промыслов, своевременного сбора налогов и т. п. В их ведении находились также опекунские и наследственные дела, сиротские суды.

Надо отметить, что правовое положение крымских армян выгодно отличалось от статуса других армянских поселений Российской империи. Армяне Крыма не страдали от сословных ограничений и не испытывали такого административно-бюрократического давления, какому подвергалось население городов и сел внутренней России. Дарованные русским правительством привилегии открывали перед армянскими общинами широкие перспективы в развитии торговли, ремесел, земледелия, других видов деятельности. Благодаря этому социально-экономическое развитие армянских поселений в Крыму отличалось более быстрым вызреванием торгово-капиталистических отношений.

Торгово-предпринимательская и трудовая деятельность крымских армян

Оживление деловой активности армян Крыма наблюдается уже в конце XVIII столетия. Имея давние связи с торгово-ремесленными центрами Восточной и Западной Европы, России, Кавказа, Персии, Турции и других стран, армянские купцы активно способствовали восстановлению внешнеторгового значения полуострова. Поощрение русским правительством торговли и предпринимательства христиан в Крыму побуждало состоятельных армянских торговцев из Турции к изменению подданства.

О значительном влиянии армянского торгового сословия красноречиво свидетельствует противодействие армян Карасубазара и Старого Крыма стремлению царских властей лишить их на основании манифеста 1807 года ранее пожалованных привилегий и принудить к вступлению в купеческие гильдии. Борьба по этому вопросу длилась около 15 лет и завершилась принятием императорского указа от 29 февраля 1832 года, подтвердившего привилегии армян Старого Крыма и Карасубазара, в том числе и право на торговлю вне гильдий. Тем не менее отдельные армянские торговцы из Карасубазара и Старого Крыма вступали в гильдии. В 1829 году из карасубазарских католиков-армян, которые, по словам П. Сумарокова, «почитались лучшими купцами города», было записано в гильдии 28, а к 1885 году — 98 человек [69].

Начиная со второй половины XIX века армянское купечество стремится умножить свои капиталы, вкладывая их в развитие фабрично-заводского производства. Среди армян Симферополя, Старого Крыма, Феодосии, Карасубазара появились владельцы рыболовных, консервных, соледобывающих, черепичных, мукомольных, кожевенных, мыловаренных и прочих предприятий. Армянские купцы и предприниматели активно участвовали в торговых ярмарках, в мероприятиях, имевших государственное и общественное значение, например в строительстве железной дороги, устройстве городского водоснабжения, электрического освещения и т. д.

Еще в 20–30-х годах XIX века А. Арютинову принадлежали два рыбозавода в Феодосии. В 60–70-е годы XIX века как владельцы черепичных заводов в Старом Крыму отмечены Г. Бозадян и А.Чобанян. В пореформенный период торговая активность армянского купечества перемещается в Симферополь, Керчь, Евпаторию, Феодосию в связи с их быстрым экономическим ростом. По данным на 1895 год, в Симферополе, особо выделявшемся в этом отношении, насчитывалось более 70 армянских купцов, в том числе такие состоятельные армянские семьи, как Бояджевы (торговля сукном и мануфактурой), Мазлумовы (торговля хозяйственными товарами), Закиевы, Спендиаровы, Гусиковы, Жамгочевы, Даутовы, Тумановы, Христофоровы и др. Известны мукомольные, кожевенные, мыловаренные заводы купцов Момджяна, Рафаеляна, Кочаряна и др., обувная фабрика Срапионяна, продукция которой пользовалась спросом далеко за пределами Крыма. По официальным данным на конец XIX – начало XX века, из 4938 купцов Крыма, числившихся в купеческих гильдиях, армяне составляли свыше 10% и занимали 5-е место после русских, украинцев, евреев и татар. Кроме того, немало средних и мелких армянских торговцев действовало вне гильдий, поскольку с 1863 года 3-я гильдия была упразднена, а для записи во 2-ю гильдию требовался капитал не менее 5 тыс. рублей [70].

Относительно низкий уровень развития обрабатывающей промышленности во вновь образованной Таврической губернии способствовал возрождению ремесел. Именно ремесленники и мастеровые составляли большую часть армян, возвратившихся в Старый Крым после присоединения полуострова к России. Кроме того, их число постоянно пополнялось за счет армянских мастеров — переселенцев и беженцев из Западной Армении и других мест Османской империи. Уже в 30-е годы ХIХ столетия только в Карасубазаре турецко-подданных ремесленников из армян насчитывалось 89 человек, не считая членов их семей. Как и в прошлые времена, в ХIХ веке армянские ремесленники пользовались заслуженной славой в Старом Крыму, Феодосии, Карасубазаре, Симферополе, имели свои камнерезные, красильные, мыловарные, сапожные, винодельческие и прочие мастерские. Среди армян часто встречались пекари, булочники, ткачи, ювелиры, портные, маляры, парикмахеры и др. [71].

Традиционно важное место в жизни армянских общин «русского Крыма» играли земледелие, садоводство, виноградарство и виноделие. Старокрымское армянское общество получило из казны 12 тыс. десятин земли. Крупные земельные наделы были в руках армянской церкви. Например, монастырь Сурб-Хач в середине XIX века имел 4 тыс. десятин земли с лесом и садами. Сравнительно небольшие участки земли с садами и виноградниками находились в руках других армянских церквей Крыма. Сформировался слой довольно крупных землевладельцев-помещиков из армян. Некоторые из них — Спендиаровы, Сеферяны, Степаняны, Айвазовские, Топаляны, Бенклияны, Алтунджяны, Оберяны, Кушнеряны, Туманяны, Цигояны, Мирзаяны — имели сотни, а порой и тысячи десятин земли. Старокрымские и карасубазарские армяне немало сделали для развития на полуострове шелководства [72].

О пророссийской ориентации крымских армян

Традиционная приверженность крымских армян пророссийской ориентации зримо проявилась уже в период русско-турецкой войны 1787–1791 годов, когда выведенные в Азовскую губернию и находящиеся в безопасности крымские армяне выразили желание участвовать в военных действиях против турок «в Тавриде, яко в местах им лучше известных», и сформировали с этой целью волонтерскую команду из 224 человек. Крымские армяне, торгующие с Черкесией и Абхазией, систематически доставляли русским военным властям важные сведения о внутренней ситуации на Кавказе и действиях Турции против России в этом регионе. По данным архива внешней политики России, выявленным В. А. Микаеляном, такого рода поручения выполняли крымские армянские купцы Даниел Петросов, Юсуф Оваким Саркисов, Егор Черноков и др. Во время Крымской войны 1853–1856 годов многие местные армяне были удостоены правительственных наград за их заслуги и помощь русской армии. Заметную роль в укреплении обороны Северного Причерноморья сыграл назначенный перед войной командующим всей черноморской береговой линией Лазарь Маркович Серебряков (Лазар Маркосович Арцатагорцян). Будущий боевой адмирал русского флота родился в 1792 году в Карасубазаре в армянской дворянской семье, прошел путь от рядового матроса до наивысшего военно-морского чина. Будучи членом Русского географического общества, он собрал ценнейшие сведения о землях и народах Черноморского региона и Кавказа. Его старший сын, любимец адмирала П. С. Нахимова, капитан-лейтенант Марк Лазаревич Серебряков добровольцем ушел на защиту осажденного Севастополя и пал смертью храбрых 22 марта 1855 года [73].

В период Крымской войны И. К. Айвазовский для поддержания боевого духа в войсках лично выступал перед защитниками Севастополя, оказывал материальную помощь, организовал в Петербурге и Симферополе выставки в пользу семей погибших и раненых русских воинов [74].

В XIX веке, в условиях интенсивного утверждения российских социокультурных стандартов развития, из среды крымских армян вышла целая плеяда деятелей, внесших выдающийся вклад в развитие русской, армянской и собственно крымской культуры: великий художник-маринист И. К. Айвазовский, художники В. Суренянц и Э. Махтесян, композитор и дирижер А. Спендиаров, композиторы Х. Кара-Мурза и А. Кахцацян, скрипач и музыковед О. Налбандян, церковные деятели, ученые и педагоги Г. К. Айвазовский, М. Гюмюшханеци, М. Бжишкян, К. Кушнерян, Х. Степане.

Возрождение духовной и национальной жизни

В национальной жизни армян особое место всегда занимала армянская апостольская церковь. Известный исследователь армянского средневекового права, член II Государственной думы России, видный деятель армянского национально-патриотического движения и впоследствии министр иностранных дел Республики Армения С. Ф. Тигранян отмечал, что «в лице армянской церкви мы имеем одну из типичнейших национальных церквей». «Церковь и духовенство, — писал С. Ф. Тигранян, — это два понятия, которые в армянской жизни не покрывали друг друга; церковь была шире; она была не сословной организацией властвующего клира, а действительно национальной организацией» [75].

В условиях отсутствия собственной государственности армянская церковь играла роль своеобразного духовного стержня этнической консолидации. Исключительно национальный характер обеспечивал ей поддержку практически всех социальных слоев армянского общества. Влияние ее простиралось на все сколько-нибудь важные сферы жизни и деятельности армян. Рождение или смерть соотечественника, вступление в брачный союз, сохранение национальных традиций и устоев армянской семьи, помощь бедным и беженцам, благотворительность, просвещение, образование и трудоустройство, связи с родиной и армянскими общинами других стран, общенациональные проблемы и многие другие вопросы, как правило, решались при самом непосредственном участии армянской церкви. Нередко армянское духовенство осуществляло представительские и посреднические функции в отношениях армянских общин с властями, другими этническими и религиозными группами населения, решая, таким образом, не только чисто духовные, но и светские задачи.

Ко времени утверждения русской государственности в Крыму, несмотря на разрушение в турецко-татарский период многих армянских церквей, значительная часть их все еще сохранялась. Только в бывшей Каффе (Феодосии) к концу ХVIII столетия насчитывалось 24 в той или иной степени сохранившиеся армянские церкви, из них две действующие [76].

В начале XIX века церковными делами крымских армяно-католиков ведало Нахичеванское духовное правление, а с 1803 года — Карасубазарское духовное правление. Армянские церкви Крыма входили в Нахичевано-Бессарабскую армяно-григорианскую епархию. С 1812 года в Крыму существовала должность наместника католикоса всех армян, уступившего в 1842-м свое место светскому лицу — главному попечителю крымских армянских церквей, в ведение которого входили также хозяйственные и финансовые дела. Кроме того, на местах при церквах имелись ктиторы и хранители церковных сумм [77].

Координирующая роль армянской церкви усилилась после упразднения в 70-х годах XIX века органов национального самоуправления старокрымских и карасубазарских армян. К началу XX века особенно заметной стала роль церковных попечительств, находившихся в ведении духовных властей и действовавших в тесном контакте с местной армянской буржуазией практически во всех крупных армянских общинах Крыма. Ежегодные отчеты о деятельности церковных попечительств направлялись епархиальному начальству, губернатору и министру внутренних дел. Финансовым и материальным источником попечительств были церковные субсидии, благотворительные взносы купечества и предпринимателей, завещания, дарения. В числе благотворителей известны семьи Айвазовских, Спендиаровых, Тумановых, Момджиевых, Мисировых, Топалевых и многие другие. Деятельность армянских церковных попечительств содействовала развитию просвещения, образования и благотворительности.

Крупные армянские купцы нередко выступали в роли меценатов, выделяя немалые средства на строительство и реставрацию армянских церквей и учебных заведений. Так, 30 марта 1902 года коммерции советник Павел Осипович Гукасов обратился к таврическому губернатору с просьбой разрешить ему построить на собственные средства в Ялте армяно-григорианскую церковь в память об умершей дочери. В сентябре того же года просьба П. О. Гукасова была поддержана одобрительным отзывом Нахичевано-Бессарабской армяно-григорианской епархиальной консистории, а в феврале 1904-го департамент иностранных исповеданий МВД уведомил таврического губернатора о разрешении на постройку армянской церкви в Ялте, данном самим государем императором [78].

Уникальный храм в Ялте, построенный в 1909 году архитектором Г. Тер-Микаеловым по эскизам крымского художника Вардгеса Суренянца, представляет собой вольную копию армянского храма Св. Репсиме (VII в.) в Эчмиадзине.

Выдающуюся роль в возрождении армянского национального образования сыграл архиепископ армянских церквей Крыма Габриэл Айвазовский — старший брат великого живописца И. К. Айвазовского. Еще в бытность свою в Париже, Г. Айвазовский обратился к русскому послу Киселеву с предложением создать на юге России армянское училище, которое должно было стать проводником русского влияния в среде армян вообще и армян Турции в особенности. По инициативе Г. Айвазовского в 1859 году на средства известного купца из Нор-Нахичевана Арутюна Халибяна, церковной епархии, взносы учащихся и деньги самого Г. Айвазовского было открыто в Феодосии армянское училище «Халибян дпроц» («школа Халибяна»), в котором дети крымских армян и выходцы из Западной Армении — армяно-григориане, католики и протестанты — могли получить среднее образование. Дети из бедных семей — 35–40% учащихся — обучались бесплатно. С 1860 года при Халибовском училище действовала первая в истории крымских армян типография, в которой значительными тиражами издавались учебники, словари, ежегодники, церковные книги, художественная и научная литература. В 1871 году училище было закрыто из-за материальных трудностей [79].

Более долговечными оказались армянские церковноприходские школы. Первая такая школа была открыта в Крыму настоятелем монастыря Сурб-Хач, управляющим армянскими церквами Крыма архимандритом Манвелом Гюмушханеци в 1816 году. Позднее открылись школы в армянских поселениях Старого Крыма, Феодосии, Евпатории, Симферополя, Керчи, Орабазара и других мест. Существенную помощь в подготовке кадров для этих школ оказала Лазаревская семинария в Москве*.


* В 1828 г. переименована в Армянский Лазаревский институт восточных языков. С 1848 г. его специальные классы были приравнены к категории высшего учебного заведения. Деятельность Лазаревского института способствовала превращению Москвы в один из крупнейших центров армянской культуры.

В 50–60-е годы организации и расширению армянского школьного дела в Крыму активно способствовал Габриэл Айвазовский. Независимость армянской церкви и школы вызывала недовольство царских властей. В середине 70-х годов в ответ на жалобу католикоса всех армян о вмешательстве светских властей в дела армянских церковноприходских училищ последовало «высочайшее» разъяснение, что учебные заведения армяно-григорианского вероисповедания остаются в ведении духовного начальства, а на инспекторов народных училищ возлагается обязанность «только наблюдать, чтобы в тех местных училищах преподавался русский язык, и если в которых будет преподаваться всеобщая история и география, то преподавали бы там и русскую историю и географию, на русском же языке, и чтобы учителя сказанных училищ были русско-подданные, и с надлежащими нравственными качествами, но вмешиваться в деятельность тех училищ или требовать отчетности им не предоставляется права». В 1881 году в Таврической губернии функционировало 26 армянских школ, в которых обучалось 1500 учащихся [80].

Тем не менее в 1884 году царское правительство пыталось закрыть армянские школы под предлогом отказа их подчиниться новым правилам, которые лишали детей возможности изучать родной язык, а в 1897-м специальным положением и вовсе подчинило их министерству просвещения, оставив за армянским духовенством лишь контроль за религиозным воспитанием учащихся. При этом содержание школ по-прежнему осуществлялось за счет средств армянской церкви и пожертвований ее прихожан. Царские власти считали, что армянские школы — «первые рассадники армянского национализма», так как они «искусственно начали внедрять в детские души идеи армянской государственности и государственной свободы». Апогеем непрекращающихся гонений на армянскую церковь и школу стал закон от 12 июня 1903 года о конфискации церковных имуществ армянской церкви, окончательно испортивший отношение армянского народа к русскому самодержавию. Для исполнения закона в Крым прибыли чиновники по особым поручениям Гассель и Романюк, которые закрыли армянские церковноприходские школы и конфисковали все движимое и недвижимое имущество армянских церквей [88].

Закон вызвал повсеместное и массовое сопротивление всех слоев армянского народа. Католикос всех армян Мкртич I Ванеци (Хримян) призвал армянские епархии не выполнять антинародного закона. Под натиском всенародной борьбы, в условиях начавшейся революции, царизм был вынужден отступить. 1 августа 1905 года Николай II отменил пресловутый закон; армянской церкви были возвращены все отнятые у нее земли и доходы, полученные казной в период конфискации, а также вновь разрешено открытие армянских школ. Однако в учебно-методическом и административном отношении они остались под контролем министерства просвещения [82].

К 1905 году две армянских школы было в Симферополе и по одной — в Карасубазаре, Керчи, Евпатории, Феодосии, Старом Крыму и Армянске. Несмотря на неоднократные попытки властей ущемить их статус, они продолжали действовать до Первой мировой войны [83].

С именем Габриэла Айвазовского связано и возникновение в Крыму армянской национальной периодической печати. В 1859 году он возобновил в Феодосии начатое им в Париже издание журнала «Масяц Агавни» («Голубь Масиса»). Журнал выходил на современном армянском языке, доступном широкому кругу читателей, а приложение к нему под названием «Циацан Айастаняц» («Радуга гайканская») — на французском и русском языках. Журнал настойчиво распространял идею национальной консолидации армянского народа и его «преданности российскому престолу». Издание его прекратилось в 1865 году, однако с 1873-го в Феодосии под редакцией Г. Тевлеряна стал выходить другой армянский журнал — «Дастиарак» («Воспитатель») [84].

География расселения, занятия, сословный и религиозный состав крымской армянской общины к концу XIX – началу ХХ века

К концу XIX – началу ХХ века в Крыму сложилась сравнительно небольшая по численности, но достаточно развитая в социально-классовом и профессиональном отношении армянская община, представители которой играли весьма заметную роль в развитии экономики и культуры полуострова.

Наглядное представление о территориальном размещении, социально-классовой и профессиональной структуре армянской общины Крыма дает Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. «Армяне, — сообщает источник, — которых в Таврической губернии насчитывается 8938 человек обоего пола (0,6%), подобно грекам, также являются древнейшими жителями Крымского полуострова, где они почти всею своею массою и сосредоточены (8317 чел.). Армяне значительнейшею своею частью принадлежат к городскому населению (6389 чел.), и больше всего их в Симферопольском уезде (3011 чел.) и Феодосийском уезде (2417 чел.)» [85].

По данным переписи, в губернии постоянно проживало 8938 армян, из них — 5094 мужчин и 3844 женщины, причем подавляющая часть армян (свыше 93%) проживала в Крыму. На территории губернии за пределами Крыма наибольшее число армян — 373 человека — было отмечено в Мелитополе и в Мелитопольском уезде. Кроме того, около 250 армян проживало в Ногайске и Бердянске, а также на территории Днепровского и Бердянского уездов вне городов.

Основная масса армянского населения Крыма проживала в городах — 6027 человек (72,5%); вне городов, на территории уездов, проживало 2290 человек (27,5%). Из городов Крыма наибольшее число армян было сосредоточено в Симферополе — 1937, затем следовали: Феодосия — 880, Карасубазар — 798, Керчь — 679, Севастополь — 439, Старый Крым — 397, Евпатория — 347, Ялта — 319, Перекоп — 170, Бахчисарай — 35.

Из сельских жителей наибольшее число армян проживало в Феодосийском уезде — 1140. Кроме того, 427 армян было отмечено в Перекопском, 305 — в Ялтинском, 241 — в Симферопольском и 125 — в Евпаторийском уездах, а также 29 — в Керчь-Еникальском и 23 — в Севастопольском градоначальствах [86].

Данные переписи позволяют составить достаточно четкое представление о социальной и профессиональной структуре армянского населения Таврической губернии. Так, в среде армян насчитывалось 4065 самостоятельных работников (3535 мужчин и 530 женщин), на содержании которых находилось 4873 члена их семей обоего пола. По источникам существования армянское население распределялось следующим образом: торговля продуктами сельского хозяйства — 552 (803)* человека, земледелие — 458 (1013), частная прислуга и поденщики — 424 (171), доход с капитала и недвижимости — 312 (474), обработка растительных и животных продуктов питания — 300 (127), торговля вообще, без точного определения — 265 (302), изготовление одежды — 219 (237), торговля тканями и одеждой — 210 (303), строительные работы — 197 (42), трактиры, гостиницы, номера и клубы — 136 (147), чистота и гигиена тела — 100 (130), торговля зерновыми продуктами — 95 (166), извозный промысел и другие сухопутные средства передвижения — 84 (64), торговля питейная — 63 (124), средства от казны, общественных учреждений и частных лиц — 61 (4), обработка металлов — 57 (66), вооруженные силы — 40 (3), торговое посредничество — 36 (64), учебная и воспитательная деятельность — 36 (51), добыча руд и копи — 21 (8), богослужение армяно-григорианского и католического исповедания — 20 (54), табак и табачные изделия — 20 (29), производство инструментов, часов, игрушек — 15 (21), торговля разносная и развозная — 17 (20), администрация, суд и полиция — 14 (15), врачебная и санитарная деятельность — 14 (21), частная юридическая деятельность — 13 (24), водные сообщения — 13 (0), общественная и сословная служба — 12 (26), лица при церкви, клирики и т. п. — 11 (29), ювелирное дело, живопись, изготовление предметов роскоши, культа — 11 (19), полиграфическое производство и изделия из бумаги — 11 (12). Кроме того, от 1 до 10 человек самостоятельных работников из армян занималось наукой, литературой и искусством, богослужением православного исповедания, пчеловодством, животноводством, торговлей живым скотом, рыболовством и охотой, лесоводством и лесными промыслами, выплавкой металлов, обработкой животных продуктов, обработкой дерева, выделкой керамики, винокурением и пивоварением, полиграфическим производством, торговлей предметами роскоши, торговлей кожами и мехами, служили в кредитных и коммерческих учреждениях, работали на железной дороге, почте и телеграфе [87].


* Здесь и далее в скобках — число иждивенцев.

Не менее интересен сословный состав армянского населения. Среди армян насчитывалось: дворян потомственных — 85, дворян личных и чиновников из дворян — 206, лиц духовного звания всех христианских вероисповеданий — 96, потомственных и личных почетных граждан — 164, купцов — 569, мещан — 4699, крестьян — 111, лиц, не принадлежащих к упомянутым сословиям, — 7, лиц, не указавших сословий, — 14, иностранных подданных — 3067 [88].

Надо отметить чрезвычайно низкую среди армян долю лиц крестьянского сословия. Так, если в среднем по губернии этот показатель составлял 77,7%, то у армян по отношению к численности собственной этнической группы — всего 1,2%. В то же время доля других сословных групп значительно превышала аналогичные средние показатели по губернии в целом. Так, среди армян доля потомственных и личных дворян составляла 3,3% (по губернии в целом — 1,7%), доля лиц духовного звания — 1,1% (0,3%), купцов и почетных граждан — 8,2% (0,8%), мещан — 52,6% (16,8%), иностранных подданных — 34,3% (2,2%) [89].

Всего в Таврической губернии было 32 004 иностранных подданных, что составляло 2,2% всего населения. Из них свыше 90% составляли подданные четырех государств: Турции — 21 473 человека (67,0%), Германии — 5144 (16,0%), Австро-Венгрии — 5144 (5,5%), Греции — 1274 (4,0). Иностранное подданство имели три четверти проживающих в губернии турков (1707 чел.), более половины греков (9631 чел.), третья часть армян (3067 чел.). Большинство турецко-подданных состояло из греков, армян и турков. В частности, армяне-иностранцы имели преимущественно турецкое подданство [90].

Армянское население Крыма еще со времен господства генуэзцев было представлено религиозными общинами армяно-григориан и армяно-католиков, которые сохранились и к концу XIX века. По данным переписи, в губернии насчитывалось 7494 человека армяно-григорианского и 1206 человек армяно-католического вероисповедания. При этом, как отмечается в источнике, «число армяно-григориан и армяно-католиков почти совпадало с числом лиц, для которых армянский язык был родным, за незначительным исключением, для которого родным языком был русский. Практически все армяне были жителями Крымского полуострова» [91].

К концу столетия армянская колония в Крыму насчитывала около 9 тыс. человек, а к началу Первой мировой войны — примерно 14–15 тыс. человек. Армяне проживали в основном в Симферополе, Феодосии, Карасубазаре, Старом Крыму, Евпатории, Ялте, а также в сельских местностях Таврической губернии [92].

Армянский вопрос и армянские политические партии в Крыму

Уже с начала 80-х годов XIX века систематические убийства мирного армянского населения, захваты его имущества и земель стали обычными в османской Турции, правящие круги которой, убедившись в ходе русско-турецкой войны 1877–1878 годов в пророссийской ориентации турецкоподданных армян, откровенно встали на путь физического истребления коренного населения Западной Армении. В 1894–1896 годах жертвами развернувшегося геноцида стали не менее 300 тыс. армян. В погромах принимали участие части регулярной турецкой армии, отряды «гамидие», полиции, турецкий и курдский сброд. Тысячи армян были насильственно обращены в ислам, десятки тысяч, спасаясь от турецкого ятагана, бежали в Россию и рассеялись по разным странам. В эти годымногие армянские семьи из Трапезунда и Байбурта нашли приют в Керчи, Одессе и Симферополе [93].

Армяне Крыма никогда не забывали о злосчастной исторической судьбе своего народа, о трагическом положении армян в Турции, ведь многие из них сами испытали ужасы резни и горькую долю беженцев. В меру своих сил и возможностей они пытались облегчить положение турецких армян, протестовали против зверств османского правительства. И. К. Айвазовский, потрясенный резней христиан, организованной в 1895–1896 годах кровавым турецким султаном Абдул-Гамидом, выбросил в море все свои османские награды и почетные ленты. В помощь пострадавшим от резни армянам и грекам он послал 2000 рублей, а также передал русскому консулу в Париже 3000 франков для помощи обездоленным беженцам. Геноцид армян в Турции нашел отражение и в творчестве великого художника [94].

Отголоски резни в Западной Армении проявлялись в Крыму самым неожиданным образом. Так, 22 сентября 1899 года Симферопольский окружной суд рассмотрел дело об убийстве на почве кровной мести турка Асана Мегмет-оглу армянином Киркором Мануком Гульгуляном. Как выяснилось в ходе судебного заседания, Магмет-оглу ранее проживал в Армении и во время армянской резни на глазах Киркора вырезал всю его семью. Чудом оставшийся в живых Киркор поклялся отомстить убийце. После долгих поисков он нашел его в Симферополе и нанес смертельный удар. В заметке сообщается, что горячая речь защитника подсудимого г-на Карабчевского, нарисовавшего «леденящую душу картину последних зверств турок над армянами», крайне взволновала присяжных заседателей, которые «после минутного совещания, оправдали Киркора» [95].

Ни одна из великих держав, несмотря на лицемерные протесты дипломатов и политиков, не предприняла никаких мер для того, чтобы пресечь зверства османского правительства и поддержать справедливое стремление армянского народа к восстановлению национальной государственности на своих исконных землях. Даже российское самодержавие, с которым армянский народ традиционно связывал освобождение своей родины от господства мусульман, поспешило отмежеваться от идеи «автономной Армении». Из «дипломатических» соображений царское правительство отказалось от прямого осуждения геноцида турецкого правительства в отношении армян — подданных Османской империи, как и от сколько-нибудь существенной государственной помощи перебирающимся в Россию беженцам. Мало того, в середине 90-х годов оно открыто перешло к политике национального притеснения армянского народа. Чашу терпения армян переполнил упомянутый выше драконовский закон от 12 июня 1903 года. В борьбу против самодержавия включились все социальные слои армянского населения: рабочие, крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, интеллигенция, духовенство, патриотически настроенная буржуазия. Именно с этого времени армянские политические партии, занимавшиеся до того исключительно делом освобождения западных армян от ига турецкого деспотизма, стали участвовать в общероссийском революционном движении.

В национальной жизни крымских армян армянские политические партии Гнчак и Дашнакцутюн стали играть заметную роль уже к началу ХХ века. Опираясь на финансовую помощь патриотической части армянского торгово-предпринимательского класса, поддержку духовенства и интеллигенции, они пользовались практически монопольным влиянием в среде армянского населения. Даже мелкие торговцы и ремесленники из армян, более склонные к радикальным социально-политическим требованиям и союзу с рабочим движением, в целом оставались под их влиянием. Будучи близки по своим программным установкам к российским партиям социал-демократов и эсеров, армянские национальные партии своей главной целью ставили освобождение западных армян от турецкого ига.

По данным крымского историка В. И. Королева, первая организация гнчакистов возникла в Симферополе в 1903 году. Она насчитывала 40 членов во главе с М. Манукьяном. Наиболее активными членами партии были Саркис Миносян, Петр и Нина Закиевы. Отделения партии действовали также в Севастополе, Феодосии, Ялте (лидер Мигран Нергизян), Карасубазаре и Перекопе. Летом 1904 года на крымской партийной конференции в рядах гнчакистов произошел раскол, часть их влилась в РСДРП, другая — в ряды партии Дашнакцутюн. В 1905 году дашнаки и гнчакисты создали в Крыму свои губернские комитеты. Среди гнчакистов Крыма выделялись А. Дживанширянц и Миродян» [96].

Отдельные группы армянской партии Дашнакцутюн начинают проявлять свою активность в Крыму с лета 1904 года. Одним из видных организаторов партии был Гавриил Авдеевич Кереметчи — член партии с 1898 года. Накануне первой русской революции он вел пропагандистскую и кружковую работу в Крыму, в 1905-м — в Мариуполе, в 1906-м — в Юзовке, где организовал профсоюз печатников [97]. Осенью 1906 года дашнаки участвуют в распространении революционных листовок и прокламаций. В том же году из Таврической области был выслан член партии Дашнакцутюн Гаврилиан Камеджиев (Феодосия). Организации партии Дашнакцутюн действовали в местах компактного проживания армянского населения — Симферополе, Севастополе, Керчи, Феодосии и Ялте [98].

В Крыму армянские дашнаки нередко выступали вместе с близкими им по политическим установкам эсерами. В порядке распространения «революционного опыта» Крым посещали известные кавказские дашнакцаканы, например некто «Леон», член боевой дружины партии Дашнакцутюн, участник вооруженных экспроприаций и политических убийств в Баку, Тифлисе, Эривани. Однако после поражения революции 1905–1907 годов дашнаки практически свернули революционную деятельность на полуострове. К августу 1910 года в Крыму действовали около 20-ти разобщенных членов партии Дашнакцутюн, из них в Симферополе — Баграт Калустович Авакьянц, в Армянске — Иван Данилович Давидов и Николай Осипович Дабахов, в Мелитополе — бывший член Крымского комитета партии и городской голова И. Е. Черников, в Большом Токмаке — купец Адриано и др. [99].

Члены армянских партий Гнчак и Дащнакцутюн под угрозой применения насилия собирали с местных богатых армян денежные средства для приобретения оружия и на другие революционные цели. Мигран Нергизьян и Хачатур Кебабчянц доставляли с Кавказа в Крым оружие и революционную литературу, координировали связь с отделениями армянских партий Одессы, Севастополя, Феодосии. Ялтинские гнчакисты получили высокую оценку ЦК партии, но 2 августа 1906 года эта организация была ликвидирована, при этом «в руки полиции попали печать, склад оружия и переписка с ЦК армянской СДРП» [100].

Гнчакисты действовали как по указанию центральных органов своей партии, так и совместно с организациями РСДРП. Наиболее деятельными гнчакистами в Севастополе были Мигран Вартанович Манукян и Богос Закиев, в Симферополе — Аршак Бабуджиев, в Феодосии — Вартан Арутов и К. Лалаянц. Член партии Гнчак Армен Аракелович Багатурьянц (инженер-технолог, партийная кличка «Аверьян»), которого начальник Таврического жандармского управления в 1907 году именовал не иначе как «главарь партии социал-демократов», поддерживал постоянную связь и вел переписку с Киевским и Харьковским комитетами. В числе керченских социал-демократов, которые, по данным на 1908 год, «дольше других сопротивлялись репрессиям», упомянут Никита Бетанянц [101].

Участвуя в интернациональных антиправительственных выступлениях, армянские революционеры, как правило, воздерживались от вмешательства в межэтнические конфликты. Так, армянские боевики в составе членов боевой революционной дружины в 400–500 человек вместе с русскими и евреями активно участвовали в первомайской антиправительственной демонстрации в Симферополе, завершившейся столкновением с полицией. Но в массовых стычках русских черносотенцев с еврейскими революционерами, развернувшихся после издания царского Манифеста от 17 октября 1905 года в Симферополе, Феодосии и других городах и поселениях Крыма и повлекших за собой многочисленные человеческие и материальные жертвы, армянские национальные партии никакого участия не принимали [102].

Накануне и в период Балканских войн (1912–1913 гг.) активизировали свою деятельность в Крыму гнчакисты. Руководство партии считало, что наступило благоприятное время для решения «армянского вопроса». Начиная с 1909 года гнчакисты Кавказа и Турции стали чаще посещать Крым в целях национально-патриотической пропаганды и сбора средств на нужды партии. В мае 1909-го был арестован старокрымский торговец, турецко-подданный Гарник Мусаян, который снабжал революционной литературой и письмами из Турции и с Кавказа учителя армянского церковноприходского училища Овсепяна. Последний приехал в Крым с Кавказа, и, по сведениям полиции, обеспечивал литературой местных революционеров, преимущественно молодежь. В 1912–1913 годах прибывшие из Турции и с Кавказа гнчакисты вели активную подпольную работу в Симферополе, Судаке и Евпатории. Осенью 1912 года в Крыму появился один из известных руководителей гнчакистов Сюник, делегат парижского (1905 г.) и константинопольского (1909 г.) съездов партии Гнчак (псевдонимы — Овсеп Дейирменджи, Багратуни, Биракян, Амирян, Сюникян и др.). В короткое время ему удалось наладить национальную пропаганду в среде армянской молодежи, создать симферопольское отделение «Центрального комитета гнчакистской социалистической партии», собрать с местных армянских богачей денежные средства и отослать их в Париж казначею партии Акопу Турабяну и одному из лидеров партии Степаносу Сапахгюляну (Тер-Даниелян). Весной 1913 года по доносу евпаторийского армянского богача Нахшумова был произведен обыск в домах симферопольских армян Арутюна и Арташа Каяловых, Погоса Закиева и турецко-подданного Миграна Манукяна, которые «организовали в Симферополе сбор денег в пользу армянской социал-демократической партии Гнчак». Вслед за этим, в середине апреля, были арестованы Мигран Манукян, Погос Закиев и Овсеп Дейирменджи (Сюник). Как выяснилось в ходе расследования, денежные сборы проводились по просьбе ЦК партии Гнчак, имевшей намерение «воспользоваться создавшимся на Балканском полуострове положением для осуществления заветной мечты армян — образования автономной Армении». Интересно, что все арестованные, за исключением Сюника, очевидно не чувствуя за собой никакой вины в отношении российских властей, в своих показаниях признали, что вели работу в пользу партии Гнчак [103].

В 1913–1914 годах Симферополь трижды посещал уполномоченный ЦК партии Гнчак Рубен Карапетян (Бояджиев) и производил денежные поборы с армянских богачей на нужды партии, в том числе и на осуществление террористических актов в отношении некоторых членов турецкого правительства. Р. Карапетян нанял адвоката и уплатил залог за находившегося в симферопольской тюрьме Сюника. Весной 1914 года симферопольские и севастопольские гнчакисты образовали боевую «гнчакскую дружину» («гнчакан хумб») и под угрозой насилия заставили сделать «патриотические взносы» армянских купцов Мазлумова, Хазанджиева, Тарасова, Караева и др. [104].

Надо отметить, что армянская буржуазия к этому времени была уже достаточно прочно инкорпорирована в социально-классовую структуру российского социума, тесно сотрудничала с русской бюрократией и в целом негативно относилась к деятельности армянских революционеров. «Опьяненные возможностью малой ценой достигнуть свободы, — с горечью писал об армянских богачах основатель партии Дашнакцутюн Христофор Микаелян, — они приблизились к революционному движению, как бы боясь, что не завтра-послезавтра без их наивных споров Армения будет объявлена независимой и в сей торжественный момент им не достанутся лавры победителей. Но когда выяснилось, что действительность в обозримом будущем не предвещает им ничего, кроме жертв и потерь, и о лаврах не может быть и речи, их как волной смыло» [105].

С началом Первой мировой войны правительство младотурков приступило к реализации плана тотального уничтожения и депортации свыше двух миллионов собственных граждан армянской национальности и превращения в руины их исторической родины — Западной Армении и Киликии [106].

В этот трагический для всего армянского народа период армянские общины Крыма создавали «Комитеты помощи беженцам из Турции», собирали различные вещи и денежные пожертвования, отсылая их Эчмиадзинскому Синоду для распределения среди уцелевших от резни армян. Большую помощь беженцам оказывали созданные в Симферополе, Севастополе, Феодосии, Карасубазаре, Евпатории, Ялте и Керчи армянские женские комитеты, в особенности симферопольский комитет, который возглавляла Ю. И. Спендиарова. Бескорыстная помощь крымских армян жертвам резни и депортации помогла многим армянским беженцам выжить и обосноваться на полуострове [107].

Накануне февральской революции 1917 года были воссозданы организации партии Дашнакцутюн в Симферополе, Керчи, Феодосии и Ялте. Осенью 1917-го, объединившись в Таврический союз, они образовали Таврический губернский комитет. Упомянутый выше Г. А. Кереметчи встретил февральскую революцию в Балаклаве, где работал на строительстве железной дороги Севастополь–Ялта. За революционную пропаганду он был уволен с работы, но по требованию рабочих восстановлен. В 1917 году Г. А. Кереметчи входил в состав Балаклавского и Севастопольского комитета меньшевиков. По данным на тот год, активным членом партии эсеров в Евпатории был Кебабчьянц. Представители от армянского населения участвовали в работе Губернского съезда городских и земских самоуправлений (земско-городской собор), состоявшегося 20–23 ноября 1917 года. От армян на съезде выступил И. Г. Мурзаев. По результатам муниципальных выборов 1917 года в Таврической губернии, два представителя от партии Дашнакцутюн вошли в состав Симферопольской городской думы. Представители партии Дашнакцутюн участвовали в работе очередного съезда партии эсеров, состоявшегося 5–6 января 1918 года в Симферополе [108].

Армяне Крыма в условиях большевистской диктатуры

Гибель православной монархии и утверждение безбожного большевизма положили начало новому и последнему этапу в истории армянских общин Крыма. В период революции и Гражданской войны, а также в первые годы утверждения большевистской диктатуры в результате репрессивной политики советской власти была подорвана сама основа национальной жизни армян Крыма, уничтожены наиболее влиятельные социальные группы армянской общины — торгово-промышленная буржуазия, духовенство и либеральная интеллигенция.

«Две трети (66%) армян, — сообщает источник начала 20-х годов, — живут в городах, занимаясь торговлей, ремеслом и кустарными промыслами. Главные центры, где больше всего сосредоточено армянское население, — это Симферополь (около 2600 душ) и Севастополь (около 1200 душ), затем идут Керчь (около 750 душ), Ялта (около 650 душ) и Карасубазар (около 450 душ)... Из районов больше всего армян встречается в Феодосийском (около 1000 душ)» [109].

В целом численность армянского населения Крыма с 1919 по 1921 год снизилась с 17 до 12 тысяч человек. К 1926 году насчитывалось уже менее 11 тысяч армян [110].

Причинами сокращения армянского населения были не только голод и эпидемии, но и развернувшийся в полную силу «красный террор». Как свидетельствуют архивные источники, уже в начале 20-х годов, вопреки воле этнических общин, посредством административного и прямого давления были упразднены армянские общинные советы, церковные и школьные попечительства, многочисленные учебные, благотворительные, земляческие, просветительские и прочие этнокультурные общественные организации, закрыта значительная часть культовых учреждений, а оставшиеся — резко ограничены в правах и поставлены под контроль административных отделов НКВД [111].

Так, согласно сведениям «доклада чрезвычайной тройки о ликвидации национальных учреждений» за 1920 год, были закрыты: в Симферополе — Армянский общинный совет, Армянское благотворительное общество, Армяно-католическое благотворительное общество, армянское благотворительное общество «Чашка чая», Землячество турецких армян, Тайкское армянское землячество; в Евпатории — Армянский общинный совет, Армянское благотворительное общество; в Ялте — Армянский общинный совет, Армянское благотворительное общество; в Севастополе — церковное и школьное попечительства; в Феодосии — Армянский революционный комитет, Армянское благотворительное общество; в Старом Крыму — Армянское благотворительное общество, Центральный комитет сирот, школьное попечительство; в Карасубазаре — Армянский беженский комитет, Армяно-католическое благотворительное общество [112].

Массовые конфискации крупной, средней и даже мелкой собственности граждан, репрессивный характер налоговой политики, нацеленной на унификацию социальной структуры населения, преследования за «буржуазное происхождение», религиозные убеждения, принадлежность к национальным партиям и отказ от сотрудничества с НКВД, заставили бежать за пределы Крыма чудом уцелевших в огне Гражданской войны представителей местной армянской элиты. В результате была ликвидирована независимая финансово-экономическая и интеллектуальная основа этнокультурной деятельности армянской общины, примитивно «упрощена» ее социокультурная структура, доминирующую роль в которой теперь стали играть политизированные большевистской пропагандой неимущие малограмотные элементы. Такая же участь постигла и другие этнические группы населения Крыма, не исключая русских.

Некоторое оживление социально-экономической и этнокультурной жизни армян и других этносов Крыма, которое наблюдалось во время НЭПа, протекало уже в жестких рамках проводимой большевиками политики советизации национальных меньшинств. В этот период армянское население довольно активно участвует в создании и деятельности советских государственных и общественных организаций, учреждений культуры, образования, развитии кустарно-промысловой кооперации и т. д.

В ноябре 1920 года при областном комитете РКП(б) был создан подотдел национальных меньшинств, который возглавил С. А. Бабаханян (Бабахан). Областной комитет РКП(б) рассмотрел вопрос «Об армянском бюро» («Армбюро») и рекомендовал «секретарем секции назначить Кешишьяна, инструкторами — Д. Дзуни (член партии с 1917 г.), Н. Константиняна (большевик с 1918 г.), Поженьяна, Закиева, Манукьяна». Армянские секции из числа коммунистов были созданы также при уездных партийных комитетах в Симферополе (22 коммуниста), Феодосии (7 коммунистов), Ялте (3 коммуниста), Севастополе и Евпатории. Отчеты о деятельности бюро армянской секции регулярно обсуждались на заседаниях областного комитета РКП(б), где было решено создать «особые комиссии» по работе среди кустарей, членов профсоюзов, беженцев, открыть курсы инструкторов для работы в уездных комитетах РКП(б). Отмечалась работа опытных партработников С. А. Бабахана, А. Овсяна, Е. Богатурянца. Тесные контакты с армянскими коммунистами Крыма поддерживал полномочный представитель Армении в Украине — Караханян. Для работы среди молодежи образованы национальные секции при комитетах комсомола. В марте 1921 года была создана армянская секция, которая провела в Крыму съезд армянской молодежи. На съезде рассматривались задачи армянской молодежи по «участию в строительстве социализма». К концу 1921 года при уездных комитетах комсомола действовало 15 армянских ячеек [113].

Национальные секции нацменьшинств активно участвовали в решении вопросов о земле, вели классовую пропаганду среди армянского населения. Так, только за период с ноября 1920 по март 1921 года было проведено 59 армянских митингов, в том числе с участием женщин и молодежи. На митингах говорилось об отношении большевиков к партии Дашнакцутюн и национальному вопросу, о национализме и рабочем движении, о просвещении, образовании и культуре при царизме и советской власти и т. п. На одном из таких митингов в 1921 году было распространено напечатанное на русском и армянском языках «Воззвание к трудящимся дашнакцаканам Крыма», в котором свыше 20 бывших членов Дашнакцутюн обвиняли ее в том, что «эта партия в течение всей своей долголетней деятельности отравляла армянские трудовые массы разрушительным ядом национализма и затемняла классовое самосознание армянского рабочего и крестьянина». В обращении объявлялось о выходе подписантов из партии и ее «ликвидации по всему Крыму».

В 1921 году, по инициативе Армбюро, под редакцией Галустяна и Гамаляна стали выходить на армянском и русском языках газеты «Кармир Уги» («Красный путь») и «Коммунанг занг» («Колокол Коммуны»). Помимо городов Крыма, армянские газеты распространялись в Москве и Петрограде, на Украине и Северном Кавказе, в Азербайджане и Грузии [114].

Несмотря на тяжкие времена, армянская община Крыма стремилась к возрождению социально-экономической и этнокультурной жизни. По сообщению газеты «Красный Крым», в Симферополе, Севастополе, Феодосии, Керчи были созданы армянские рабочие клубы, в которых «ставятся спектакли, организована библиотека, устраиваются концерты-митинги, читают и переводят московские газеты». Та же газета в конце июня 1921 года сообщала об открытии в Бахчисарае школы, детсада и клуба для армян [115].

Это стремление в полной мере было использовано новой властью, которая превратила национальные клубы, библиотеки, школы ликбеза и другие национально-культурные учреждения в центры политической пропаганды. К 1922 году в Крыму действовало до 30 национальных клубов, свыше 270 библиотек (из них 80 — немецких, 10 — эстонских, 7 — армянских, 3 — татарские), свыше 550 школ ликбеза (из них: 50 — татарских, 10 — немецких, 8 — армянских, 1 — еврейская) [116].

Политика советизации игнорировала исторически сложившиеся социокультурные особенности крымских этносов, насильственно ломала их этнокультурную неповторимость, заставляя людей отказываться от накопленного веками национального культурного наследия под предлогом его якобы «эксплуататорского» характера. На заседаниях бюро национальных секций превалировали вопросы «идейно-политического воспитания» [117]. В сентябре 1921 года ЦК РКП(б) принял специальное положение «О подотделах нацменьшинств и нацсекциях агитпропотделов партийных комитетов», в котором прямо говорилось, что «секции национальных меньшинств имеют целью вести коммунистическую агитацию и пропаганду на родном языке данной нации» [118]. Тем самым живая культура народов подменялась вариантом унифицированной псевдопролетарской эрзацкультуры, упакованной в национальную оболочку.

Другим приоритетным направлением деятельности Крымского обкома РКП(б) была «коренизация» — целенаправленное вовлечение в работу партийных, государственных, советских, профсоюзных, комсомольских и общественных учреждений татарского населения. По данным Крымского обкома ВКП(б) на 1924–1925 годы, из 75 членов КрымЦИКа было 32 татарина, 29 русских, 7 украинцев, 3 немца, 1 еврей, 1 латыш, 1 эстонец и 1 белорус. Армян, болгар и греков в составе КрымЦИКа не было. В числе членов РИКов было 140 русских, 42 татарина, 6 евреев, 5 немцев, 2 армянина, 2 эстонца, 2 белоруса, 1 болгарин, 1 караим, 1 венгр и 1 поляк [119].

Формально «коренизация» была нацелена на «обеспечение прав и возможностей участвовать в работе соответствующих органов всем национальностям, проживающим на данной территории» [120]. На самом деле главной целью «коренизации» была политическая нейтрализация проявлений так называемого «местного национализма» путем создания новой советизированной этнической элиты и вовлечения последней в структуру политической диктатуры российского большевизма. Об этом наглядно свидетельствовал дискриминационный характер уже вполне сложившейся к началу 30-х годов системы квотного национального представительства в руководящем составе советских органов. Так, из 1284 человек руководящего состава насчитывалось русских — 46,2%, татар — 25,5%, немцев — 4,6%, евреев — 7%, греков — 1,5%, армян — 1,5%, болгар — 1,1%*. Согласно всекрымскому пятилетнему плану коренизации, необходимо было добиться, «чтобы к концу пятилетки процент татар в аппарате соответствовал проценту их в составе населения Крыма» [121].


* Интересно, что украинцы не упоминаются источником даже в составе так называемых «нацменов» (национальных меньшинств).

В целом по мере развития процесса советизации и утверждения роли насилия как главного инструмента «социалистических преобразований», интересы армян, болгар, греков, немцев и других относительно малочисленных этнических групп населения все более оттеснялись на задний план. К началу 30-х годов «коренизация» уже прямо отождествлялась властями с татаризацией.

Стержневыми составляющими армянской национальной жизни всегда были церковь и школа. По архивным данным на 1921–1929 годы, на территории Крымской АССР армянские (в том числе и армяно-католические) церкви, монастыри и часовни были отмечены в Симферополе, Карасубазаре, Феодосии, Старом Крыму, Евпатории, Ялте, Армянске, Судаке, Севастополе, Керчи и других местах. Однако уже к началу 30-х годов под прессом непрекращающихся репрессий армяно-григорианские и армяно-католические общины прекратили свою деятельность, принадлежащая им церковная собственность была конфискована, а сами церкви — либо разрушены, либо переданы под клубы, склады, бани, дома физкультурника и т. п. [122].

В условиях воинствующего атеистического режима, когда роль церкви как центра национальной консолидации армянской общины Крыма была подорвана, а само духовенство — уничтожено, задача сохранения национальной идентичности целиком ложилась на армянскую школу.

Во время голода 1921–1922 годов местные армяне прилагали отчаянные усилия для того, чтобы сохранить национальную школу. Путем самообложения местных армян собирались средства для поддержания материального положения учительского персонала. В Севастополе в 1921 году был организован вечер, на котором детям бесплатно выдавались одежда и обувь. По данным на 1 января 1922 года, в Крыму насчитывалось 4856 армянских детей в возрасте от 3 до 17 лет, 12 армянских школ I ступени, 6 клубов и 3 библиотеки. В первой половине 1920-х годов в Крыму существовали только начальные армянские школы с пятилетним обучением, и многие армянские дети не могли продолжить образование, поскольку, перейдя в школу-семилетку, они оказывались в незнакомой им языковой среде. Не хватало квалифицированных педагогов, способных вести обучение на армянском языке, необходимых книг и пособий. Вопрос об этом ставился на состоявшейся в Симферополе в феврале 1921 года конференции представителей армянских секций РКП(б). В докладной записке секретарю Крымского обкома РКП(б) Акулову руководитель Армянского бюро (Армбюро) Манукян жаловался на тщетность неоднократных попыток привлечь в Крым необходимые учительские кадры из Армении, Тифлиса, Баку и Нахичевана-на-Дону [123].

Деятельность армянских школ координировалась Советом по просвещению национальных меньшинств (Крымсовнацмен) при Коллегии Наркомпроса, в ведении которого находились открытие и управление школами, подбор и назначение учителей, издательское дело, приобретение литературы, переподготовка кадров и т. д. Однако этот орган уделял больше внимания политическим, нежели собственно образовательным аспектам школьного дела. «В Севастополе, — сообщала в 1926 году по этому поводу газета «Красный Крым», — открывают армянскую школу, вербуют до 80 детей на две группы и дают одного учителя». Не лучше обстояло дело и в сельских школах. Так, в Ромаш-Эльской армянской школе на 70 с лишним детей был всего один учитель [124].

Вопросы восстановления и развития армянских школ рассматривались участниками IV Всекрымского Совещания по культработе среди армян в мае–июне 1925 года. Подчеркивалась необходимость восстановления армянских школ в Ялте, Феодосии и Севастополе и включения их в так называемую «твердую сеть», финансируемую из бюджетных источников. Армянские сельские школы «мягкой сети» должны были финансироваться за счет средств сельских сообществ, для чего был инициирован сбор средств на школьные нужды среди армян Крыма. Практически те же вопросы рассматривались делегатами Всекрымской армянской беспартийной конференции в январе 1926 года и V Всекрымским Совещанием по культработе среди армян, состоявшемся в мае 1926 года на базе Симферопольской армянской школы. В работе совещания участвовали 42 делегата, в том числе 3 — от Керченской армянской школы, 2 — от Карасубазарской армянской школы и по одному — от Ялтинской, Евпаторийской, Б.-Осминской, Проломской. Н.-Борульчинской, Баринской, Монастырской, Субашской, Шейх-Мамайской армянских школ. Отметив, что существующая сеть армянских начальных школ охватывает всего 40 процентов детей школьного возраста, участники совещания признали необходимым: 1) открытие армянских школ в Севастополе, Феодосии, Джанкое, Старом Крыму, в Симферопольском и Джанкойском районах; 2) создание интернатов при Керченской, Джанкойской, Субашской школах; 3) реорганизацию Керченской и Симферопольской школ I ступени в школы-семилетки.

К 1928 году в Крымской АССР насчитывалось 14 армянских начальных школ. В начальных городских школах обучалось 430 учащихся, в сельских — 310. В Керченской армянской школе-семилетке 10 учителей обучали 200 детей армян. Всего в армянских школах I и II ступеней обучалось 940 человек. В неармянских учебных заведениях училось 605 детей армян, из них 165 — в начальных школах и 440 — в школах II ступени [125].

В условиях фактически полного господства в делопроизводстве русского и татарского языков образование, полученное на армянском языке, становилось в социально-политическом плане малопрестижным. Поэтому уже к началу 30-х годов многие армянские дети учились в русских и татарских школах. Постановления ЦК ВКП(б) от 25 июля 1930 года «О всеобщем обязательном начальном обучении» и от 5 сентября 1931 года «О начальной и средней школе» усиливали идеологизацию учебного процесса, поощряли тенденцию к культурно-языковой ассимиляции, способствовали трансформации армянских национальных школ в так называемые школы с армянским языком обучения. Несмотря на кампанию по ликвидации неграмотности, в 30-е годы число учащихся в армянских начальных школах не увеличилось. Неуклонно сокращалось число детей, обучавшихся на родном языке в школах II ступени. Одновременно под влиянием нарастающей русификации и «коренизации» всех сфер общественной жизни, в том числе делопроизводства и образования, росло число армянских детей в русских и татарских школах. К 1939 году в Крыму на армянском языке вели работу 12 школ, из них 6 — начальные, 4 — неполные средние (семилетние) и 2 — средние. К началу 40-х годов практически вся армянская молодежь в Крыму свободно владела русским и отчасти татарским языком, но очень редко — родным, армянским.

Тенденция к языковой ассимиляции развивалась, не в последнюю очередь, под влиянием политики «коренизации». Декретом ЦИК и СНК Крымской АССР от 3 марта 1929 года переводилось на татарский язык делопроизводство в районах и селах с преобладанием татарского населения, в которых дисперсно проживало немало армян. Более 60-ти государственных учреждений должны были вести деловую переписку с этими районами исключительно на татарском языке. Что же касается городов, в которых проживало две трети армян Крыма, то здесь доминировал русский язык [126].

Политические и социальные преимущества, связанные с принадлежностью к «титульному» — русскому или «коренному» — татарскому этносам, заставляли армян изменять в паспортах свои фамилии, а иногда и национальность.

К этому времени несовместимость стремлений «нацменьшинств» к развитию собственной этнокультуры с откровенно ассимиляторскими целями национальной политики большевиков проявилась со всей очевидностью. Не удивительно, что за период 1926–1939 годов численность армянского населения почти не увеличилась. По данным переписи 1939 года, она составила 12 923 человека, или 1,1% населения Крыма (8-е место среди других этнических групп). Более 60% армян проживало в городах. Основным центрами концентрации городского армянского населения оставались: Симферополь — 2798 человек, Керчь — 1373, Севастополь — 935, Ялта — 692, Феодосия — 593, Евпатория — 429. Из районов Крыма высокими показателями концентрации армянского населения отличались: Старокрымский — 1032 человека, Карасубазарский (Белогорский) — 770, Симферопольский — 673, Джанкойский — 584, Колайский (Азовский) — 450, Лариндорфский (Первомайский) — 421, Зуйский — 366, Красноперекопский — 289, Сейтлерский — 243, Ялтинский — 228, Сакский — 189. Сельские жители составляли примерно треть армян Крыма [127].

В начале 20-х годов были организованы два национальных армянских сельсовета, а в ходе коллективизации — армянские колхозы «Миацал Уйс» и им. С. Г. Шаумяна в Карасубазарском районе. Уже к 1930 году подавляющая масса армян — сельских жителей (93,3%) была охвачена колхозным движением. По архивным данным на декабрь 1939 года, армяне составляли 0,5% всех депутатов, избранных в сельские и поселковые советы, в то время как доля армянской этнической группы в общем количестве населения Крыма составляла 1,1% [128].

К концу 30-х годов для крымских армян были характерны дисперсная система расселения, высокий уровень урбанизации и глубокая втянутость в процессы этнической трансформации и аккультурации. Перед войной наиболее дееспособная в трудовом и военном отношениях возрастная группа армянского населения от 16 до 50 лет уже была воспитана в духе преданности советскому государству.

Армяне Крыма в 1941–1944 годах

Крымские армяне, как и все другие этнические группы населения полуострова, активно участвовали в защите родины от агрессии фашистской Германии. С началом войны подавляющая часть военнообязанного армянского населения была призвана в ряды Красной Армии и честно выполняла свой патриотический долг в ожесточенных боях против немецко-фашистских захватчиков на различных участках фронта, протянувшегося от Черного до Баренцева моря. В Крыму армяне активно участвовали в подпольном и партизанском движении.

Тем не менее вклад армян Крыма в общую победу над страшным врагом не получил объективного освещения и достойной оценки. Более того, в силу известных причин, упоминания о фактах проявления героизма армян, греков, болгар и крымских татар, не говоря уже о немцах, встречались в послевоенной советской историографии крайне редко, и исключительно с целью подчеркнуть ее «объективность».

В годы Великой Отечественной войны крымские армяне воевали против фашистской Германии в рядах Красной Армии. Многие из них сражались против оккупантов на территории самого Крыма. В Феодосии успешно действовал советский разведчик Г. А. Майдеросов, усилиями которого была спасена картинная галерея И. К. Айвазовского. В штабе партизанского движения Крыма работали журналист газеты «Красный Крым» С. Логенбашев и радист Н. Григорьян. Составленная в 1944 году группой подпольщиков А. Гурегьяна карта минирования Севастополя помогла спасти город от полного разрушения. В концлагере на территории совхоза «Красный» под Симферополем за помощь партизанам были казнены восемь армян из села Бурнаш. В 1943 году в Симферополе действовала член подпольного горкома партии Е. Л. Лазарева, в доме которой проводились конспиративные встречи. Помогали ей сестра — С. Л. Лазарева и племянница — Н. В. Титаренкова. В начале 1944 года в составе партизанских отрядов Крыма сражалось около 70 армян [129].

В числе воинов, удостоенных звания Героя Советского Союза в боях за освобождение Крыма, капитаны А. Х. Чакрян и С. К. Багдасарян, старшие лейтенанты Д. С. Караханян, М. И. Мясников и В. А. Рустамян, лейтенант Р. К. Акопян, командир взвода А. А. Арутюнян, старшие сержанты А. Н. Бабаян, Н. Б. Сарибекян и А. Р. Мкртчян [130].

Весной 1944 года в составе войск Приморской армии, пройдя с боями полуостров от Керчи до Севастополя, сражалась с гитлеровцами 89-я стрелковая дивизия. Сформированная в 1942 году в Армении, она принимала участие в боях за освобождение Северного Кавказа и была награждена орденом Красной Звезды и почетным названием «Таманская». Командовал дивизией генерал-майор Н. Г. Сафарян, его заместителем по политчасти был подполковник Г. С. Акопян. Вместе с 318-й и 414-й дивизиями таманцы вели тяжелые бои на участке «высота Горная — 10-й километр Балаклавского шоссе». Необходимо было прорвать оборону противника, дав возможность нашим танкам двинуться на Севастополь, а затем — в ходе наступления к Камышовой бухте и Херсонесскому мысу — не дать гитлеровцам эвакуировать свои войска. Советские воины блестяще справились с боевой задачей. За проявленные мужество и героизм свыше 3000 таманцев были награждены орденами и медалями, а капитан С. К. Багдасарян, лейтенант Х. А. Хачатрян и старший сержант В. А. Рустамян удостоены звания Героя Советского Союза. Славный боевой путь 89-й стрелковой дивизии завершился в мае 1945 года в битве за Берлин. Свыше 500 воинов-таманцев покоятся в двух братских могилах у 10-го километра Балаклавского шоссе. В 1961 году на месте их захоронения на средства Армянской ССР сооружен памятник — расширяющаяся кверху стела, облицованная темно-серым гранитом. Его авторы — скульптор А. А. Арутюнян и архитектор Д. П. Торосян» [131].

От Сиваша до Сапун-горы в непрерывных боях прошел по крымской земле весной 1944 года заместитель командира батальона 276-го полка 77-й стрелковой дивизии капитан Арутюн Хачикович Чакрян. В боях за Севастополь 77-я стрелковая дивизия наступала на левом фланге 51-й армии во взаимодействии с 32-й гвардейской стрелковой дивизией Приморской армии. Именно здесь, на стыке флангов двух армий, разгорелись наиболее ожесточенные бои. К вечеру 7 мая подразделения 77-й стрелковой дивизии, прорвав фашистскую оборону, достигли гребня Сапун-горы. А. Х. Чакрян одним из первых на своем участке ворвался в неприятельские траншеи, уничтожил более десятка вражеских солдат и офицеров и водрузил на одной из вершин Сапун-горы красный флаг. 8 мая 1944 года он геройски погиб на ближних подступах к Севастополю. Удостоен звания Героя Советского Союза [132].

В боях за Армянск в апреле 1944 года отличились воины 3-й гвардейской и 126-й Горловской стрелковых дивизий. Командир взвода 3-й гвардейской стрелковой дивизии Рубен Казарович Акопян первым ворвался в расположение врага. В ходе стремительной рукопашной схватки в траншее взвод Р. К. Акопяна уничтожил до 30 гитлеровцев и 15 взял в плен. Приняв командование первой и третьей ротами, оставшимися в бою без командиров, Р. К. Акопян предпринял новый дерзкий бросок, в результате которого гвардейцы взяли вторую линию траншей противника и ворвались на разрушенные улицы Армянска. В ходе наступления было уничтожено и взято в плен большое количество гитлеровских солдат и офицеров, захвачена зенитная батарея, двенадцать ручных и три станковых пулемета, много автоматов, винтовок, боеприпасов. Освобождение Армянска расчленило немецкие войска на две группы, разрушив всю систему обороны противника. Наступление советских войск на центральном направлении позволило окружить и ликвидировать группировки противника на флангах [133].

Депортация крымских армян

После освобождения Крыма в 1944 году крымские армяне стали жертвой чудовищной несправедливости. Согласно постановлению ГКО от 2 июня 1944 года № 5984 СС, вслед за крымскими татарами, в ходе так называемого «второго спецпереселения», было депортировано из Крыма все армянское, греческое и болгарское население. Согласно этому документу